Ирина Шевеленко

«Литературный путь Цветаевой»

Введение

Эта книга посвящена литературной биографии Марины Цветаевой, поскольку повествование в ней строится как рассказ о текстах, созданных автором. Эта книга посвящена литературной биографии Цветаевой, поскольку эти тексты анализируются как развертывающаяся во времени цепочка смыслов и способов их выражения, составляющих историю писательского опыта автора.

Эта книга посвящена также истории взаимоотношений автора с эпохой вообще и литературной эпохой в частности, в которой он жил и которая живет в его текстах.

Наконец, это книга о том, как формируется и развивается идентичность автора, почему она так формируется и что это значит для его текстов и его литературной судьбы.

Существующая на сегодняшний день биографическая (или функционально близкая к ней) литература о Цветаевой подробна ¹, и мы на нее опираемся в своем повествовании. Собственно биографическая информация вводится в наш рассказ в том объеме, который необходим для понимания анализируемых текстов и контекстов.

Литература, посвященная творчеству Цветаевой, очень обширна, и мы остановимся здесь лишь на наиболее принципиальных для нашего исследования типах работ².

Мотивно-тематические разборы поэзии Цветаевой составляют существенную часть в литературе о ней. Наиболее обширная работа такого плана, книга С. Ельницкой³, по своему подходу очень далека от установки нашего исследования. «Поэтический мир» Цветаевой рассматривается в ней как статическое целое, вне категорий развития и изменения, а также вне соотнесения с историко-литературным контекстом. Эта книга, однако, дает в руки исследователя компендиум тем и мотивов, которые можно «диахронизировать» (т. е. рассмотреть в развитии), а также попытаться вписать в контекст иных «поэтических миров» модернизма, дабы оценить пункты расхождения Цветаевой с ними.

Более частные мотивно-тематические анализы цветаевского творчества, как правило, строятся как диахронные, с акцентом или на видоизменениях, или на постоянстве конкретного мотива/темы в ее произведениях. Примером первого является статья Н. Г. Дацкевич и М. Л. Гаспарова «Тема дома в поэзии Марины Цветаевой»⁴, примером второго — статья А. Крот (A. Kroth) «Androgyny as an Exemplary Feature of Marina Tsvetaeva's Dichotomous Poetic Vision»⁵. Контекстуализация анализируемого материала в культуре эпохи обычно не входит в задачи таких работ, чем они существенно отличаются от установки нашего исследования. С другой стороны, эти работы стремятся концептуализировать анализируемый материал, связать его с общим развитием Цветаевой как поэта, в чем сходятся с нашей установкой.

Популярными в последнее время стали анализы мифопоэтики цветаевских текстов. Одним из первых к этой теме обратился Е. Фарыно, а в самое недавнее время появились книги О. Хейсти, Н. О. Осиповой и А. Динеги⁶, не говоря о многочисленных статьях. Разные по методикам анализа, все эти работы близки нам своим стремлением к выявлению некоторого целостного миросозерцания автора, которое проявляет себя в его пристрастии к тем или иным мифологическим кодам и схемам, повторяющимся (либо видоизменяющимся) при разработке разных сюжетов и тем. Это направление исследований пересекается с интертекстуальными штудиями, поскольку «размыкает» текст, контекстуализируя его в некотором литературном и культурном пространстве.

Из преимущественно интертекстуальных исследований следует отметить книги М. Мейкина и А. Смит⁷; в каждой из них в своем ключе анализируется стратегия и техника работы Цветаевой с чужими текстами (последняя из книг связана и с мифопоэтическими штудиями). Вообще поиски подтекстов, а значит, контекстов произведений Цветаевой являются на сегодняшний день наиболее активно разрабатываемым направлением в исследованиях ее творчества. Эта тенденция как бы «выправляет» односторонность доминировавших не так давно «внеконтекстуальных» исследований о Цветаевой, тексты которой представлялись напрямую вытекающими из свойств ее личности.

С последним обстоятельством связан очевидный сегодня дефицит концепций пути Цветаевой как поэта (и прозаика) — дефицит парадоксальный, учитывая яркость и богатство этого пути⁸. Однако путь этот, конечно, можно описать и осмыслить, лишь вернув Цветаеву контексту той эпохи, в которой она жила и писала, и — насколько это в силах исследователя — абстрагировавшись от последующих контекстов, в которых читались и читаются ее произведения.

Этой книгой мы хотели бы предложить именно такой вариант исследования творчества Цветаевой, — прекрасно понимая, что единоличным усилием его можно именно предложить, но никак не исчерпать. Он не противостоит большинству перечисленных выше подходов, но задает несколько иную рамку для всех них.

Эта рамка прежде всего требует историзации как текстов автора, так и стратегий его литературного поведения. Она требует внимания к культурному контексту эпохи и ее ключевым дискурсам, в соотнесении с которыми автор развивает свои идеи и темы. Она требует понимания, из какого спектра возможностей выбирает автор свою идентичность и модель презентации себя в текстах. Она требует, наконец, включения поэтики в контекст идейной — в широком смысле этого слова — эволюции автора. «У поэта <...> всё, что зовется манерой и стилем, — есть выражение духовной его личности. Изменение стиля свидетельствует о глубоких изменениях душевных, причем степень перемены в стиле прямо пропорциональна степени перемены внутренней»⁹, — записывал в 1920 году В. Ходасевич. Такое понимание поэтики едва ли универсально, но к случаю Цветаевой оно подходит как нельзя лучше. Ее поэтика объективно идеологична, — и не случайно ни одного формалиста она никогда не прельстила. Анализ узловых «перемен в стиле» в творчестве Цветаевой строится поэтому в нашей работе как анализ «перемен внутренних», мировоззренческих.

Охват всего творческого пути Цветаевой является столь же сложной, сколь и принципиальной задачей нашего исследования. Чем избирательней исследователь в привлечении текстов для анализа, тем легче ему выстроить жесткую и красивую концепцию, — но она будет малоубедительна для тех, кто читал другие тексты. С другой стороны, утопический проект писания «про всё» никогда бы не позволил нам закончить эту книгу. Поэтому мы всего лишь постарались включить в обсуждение такое количество текстов, чтобы свести возможности манипулирования концепциями к минимуму.

Принципы анализа этих текстов в работе вытекают, в частности, из их количества, а также из следующих соображений.

Творчество поэта представляется читателю, открывающему его собрание сочинений, нагромождением текстов. Исследователь, открывающий то же собрание сочинений, в этом нагромождении ищет логику. Одна из стратегий поиска такой логики — попытка сквозь «толщу» текстов нащупать стержень, который все их как-то связывает между собой. Каждый текст — пучок смыслов, разными читателями в разное время и в разных местах выстраиваемых в разные иерархические ряды. Но каждый текст (или большинство из них) каким-то своим смыслом (или смыслами)¹⁰ скреплен с этим стержнем, т. е. сопричастен его «материализации». На этих «стержневых» смыслах и будет сосредоточиваться анализ отдельных текстов в нашем исследовании, оставляя открытыми дальнейшие возможности детализации, умножения и усложнения интерпретаций каждого текста или их групп.

Наша работа строится в основном хронологически, что не исключает многочисленных возвратов назад и забеганий вперед, естественных в таких повествованиях. Единственным существенным отклонением от хронологического принципа являются три раздела последней главы: «Эпос», «Пушкин и Пастернак», «Поэт и время». Они следуют друг за другом, хотя все три описывают приблизительно один и тот же временной период в творчестве Цветаевой; каждый, однако, посвящен разным его сторонам и текстам. Такое «параллельное» изложение показалось нам оправданным, и хочется надеяться, оно не окажется неудобным для читателя.

Обширность существующей литературы о Цветаевой делает невозможным включение в наш текст отсылок ко всем работам, так или иначе анализировавшим те же произведения, что анализируются нами. Мы ограничили себя обязательными отсылками лишь к тем исследованиям, на которые непосредственно опирается наше повествование, которые прямо дополняют наши наблюдения, с точкой зрения которых мы солидаризируемся или не соглашаемся. Во всех остальных случаях ссылки даются избирательно.

* * *

Все поэтические произведения Цветаевой, вошедшие в СП, цитируются в нашем тексте по этому изданию — как единственному научному изданию поэзии Цветаевой. Остальные поэтические тексты, а также проза и большинство писем Цветаевой цитируются по СС. Перечень других используемых изданий Цветаевой и список принятых в ссылках сокращений находится в конце книги.

(источник — И. Шевеленко «Литературный путь Цветаевой»,
М., «Новое литературное обозрение» 2002 г.;
при подготовке был использован текст с сайта журнала «НЛО»)