Мир МЦ | Серебряный век | Писатели | Поиск | Гостевая книга
Поэзия | Проза | Переводы | Письма | Фото | О Цветаевой | Семья
Цветаевский Клуб | Песни на стихи МЦ | Библиография | Ссылки | Музеи
Ариадна Эфрон | Ада Федерольф «Рядом с Алей»

Ада Федерольф
Ада Федерольф «Рядом с Алей»


Часть третья.

ТУРУХАНСК

СМЕРТЬ СТАЛИНА



А на Большой земле в это время атмосфера снова сгущалась. В газетах появились статьи о саботаже, идеологических диверсиях. Врач Тимашук сделала сумасшедшую карьеру, выступив с сенсационным сообщением о том, как она обнаружила подозрительные диагнозы, которые ставили врачи ответственным лицам. Был опубликован список таких «вредителей», среди которых были всеми уважаемые врачи, в основном, евреи. В этот список попал и профессор Егоров — кардиолог, которого знала и любила вся Москва. У него лечилась интеллигенция, он пользовал и моего мужа — Сергея Ивановича Артоболевского, и семью Эфронов, и многих других. (У Е. Я. Эфрон Егоров обычно не брал ни копейки, а видя более чем скромную обстановку, «забывал» на столе под какой-нибудь книгой 25 рублей.) Были в этом списке отец и сын Коганы, из которых старший умер на допросе. Новые нити потянулись к новым подозреваемым.

В газете «Правда» от 6 февраля 1953 года была большая статья о вредителях, врагах народа, и в этой статье поминалось имя С. Д. Гуревича. О нем писали как о шпионе, завербованном американской разведкой, писали о том, что он передавал секретные документы за границу. Из статьи было ясно, что Муля давно уже арестован и, может быть, уже даже и расстрелян... Аля принесла эту газету домой и дала мне прочитать.

У Али над кроватью всегда висел его портрет, и, когда я прочла статью, она сказала мне, кивнув на фотографию, «это про моего мужа» таким нарочито спокойным, равнодушным тоном, что у меня мурашки по спине забегали.

Больше мы об этом не говорили, Аля была по-прежнему спокойно молчаливой, а работать стала еще больше, с одержимостью отчаяния.

Над Туруханском тоже нависла тишина. Все боялись выходить, разговаривать друг с другом и ожидали ухудшения участи. (Потом до меня доходили слухи, что Сталин в ту пору высказывался за полное уничтожение всех репрессированных.)

Потянулись мучительные недели, и вдруг, как гром среди ясного неба, по радио приходит весть о смерти Сталина. Я тогда работала счетоводом в стройконторе. Мы все столпились у репродуктора. Молчали. Некоторые ошеломленно лепетали: «Какой ужас». Не смотрели друг на друга, чтобы не выдать тайных мыслей. Были и такие, которые рыдали: «Отец родной, как же ты покинул нас!» Некоторые летчики, «сталинские соколы», были в смятении. А местные власти совершенно растерялись и запрашивали по инстанциям, как быть.

Только на следующий день было общее собрание трудящихся на площади, где с трибуны отцы города возвестили о постигшем нас всех несчастье. Мы с Алей и радовались, и страшились новых перемен. Нервы были натянуты до предела.

А газеты приходили с опозданием, радио было местное, и новости тоже были местного значения.

И вот однажды Алю вызвал следователь по делам госбезопасности. Аля собралась, взяла с собой немного еды, потеплее оделась. Боясь признаться друг другу в своем страхе, мы как-то преувеличенно спокойно попрощались, и она ушла.

Часа через полтора Аля вернулась с какой-то недоуменной улыбкой на лице. Рассказ ее был ошеломляющим.

При виде Али (которая вошла в кабинет, робко постучавшись) лейтенант вышел из-за стола ей навстречу и, приятно улыбаясь, спросил, не помнит ли она, что видела сегодня во сне. «Очевидно, это новый прием, позволяющий создать «легкую непринужденную обстановку», — мелькнуло у Али в уме. Такая встреча не только поразила, но и насторожила ничего не понимавшую и ни о чем не догадывающуюся Алю.

Далее после каких-то незначительных вопросов лейтенант перешел к главному:

— Не помните ли вы, Ариадна Сергеевна (?!), такую фамилию — Рюмин?

Этот человек заведовал следственным отделом при первом Алином аресте. Недоумевая, она ответила:

— Помню.

Лейтенант полистал какие-то бумаги, лежащие у него на столе, и снова обратился к Але:

— А можете ли вы рассказать, какими методами Рюмин вел допрос?

Аля молчала. Лейтенант вежливо повторил свой вопрос. Аля не знала, как ей быть — допросы велись так называемым «недозволенным методом», ее избивали. Но этого не полагалось разглашать, о чем заставляли давать подписку.

Когда Аля решила отделаться какими-то общими малозначащими словами, лейтенант снова порылся в бумагах и на этот раз прямо заявил, что Рюмин арестован как враг народа за злоупотребления и самоуправство во время ведения допросов (Аля с трудом верила своим ушам) и что из центра пришел запрос, нет ли среди туруханских ссыльных тех, кто прошел следствие у этого самого Рюмина. Пораженная услышанным, Аля в скупых выражениях, стараясь держаться одних фактов, не отягощая их моральной оценкой, рассказала, как велся допрос... Под конец этой встречи лейтенант сообщил Але, что арестован не один Рюмин, Аля, не чувствуя под собой ног, неслась домой, чтобы поделиться со мной этими новостями.

Прошло какое-то время, и из газет мы узнали, что Берия тоже арестован, что и он оказался врагом народа. И Аля тут же вспомнила о Дине Канель, с которой она сидела в одной камере на Лубянке и очень сдружилась, а позже в другой камере она встретилась с сестрой Дины — Лялей. Аля знала, что сам Берия допрашивал Лялю, знала, каким пыткам и мучениям подвергались сестры, и она тут же написала письмо в прокуратуру. Ляле она помочь уже ничем не смогла — та была расстреляна. А Дине это письмо помогло, и она очень скоро, уже в 1954 году, была выпущена из тюрьмы и вернулась домой.

А мы продолжали жить, как жили. Получали редкие письма с Большой земли и довольно частые письма от Анастасии Ивановны, которая была в то время в ссылке в Сибири, в деревне Пихтовке, недалеко от Новосибирска. Письма Аси, написанные неряшливо и неразборчиво, вдоль и поперек листа, были почти не читаемы и всегда очень расстраивали Алю. Аля поддерживала Асю ласковыми словами, в которых была надежда.

Здоровье Али немного поправилось, она снова делала зарисовки, ходила гулять в солнечные дни, когда бывала свободна.

Половодье той весной было необыкновенно сильное. Береговая галька на глазах закрывалась наступающей водой, многие прибрежные лачужки были под угрозой, и местные жители, захватив самое ценное, вскарабкались на обрыв и сидели наверху, со страхом наблюдая, как наступает вода.

Мы жили на более высоком месте, но и к нам подступала вода. Я проложила дорожку из кирпичей до кромки воды, которая уже захватила наш огородик. Сложила чемоданы и села ждать, что будет дальше. Аля ушла на работу в клуб, откуда был хорошо виден Енисей, и она могла прибежать домой за пять — семь минут. Какие-то местные жители уселись на краю нашего обрыва, с интересом наблюдая мои действия.

— Ты че не уходишь?

— Вот сижу, жду, как вода приблизится.

— Однако, девка, потонешь!

— А вы на что — неужели не спасете?

Минутное молчание, и потом уверенно:

— Однако, спасать не будем...

Вода затопила весь участок и остановилась на последних кирпичах, примерно за метр до входа в дом, потом задержалась на какой-то час и медленно начала спадать. Мы остались целы, но переволновались страшно и с трудом пришли в себя.

А затем наступила бурная и краткая весна. Пробивалась травка, прилетели и шумели в кустах дикие утки, деревья покрылись зеленовато-розовым пухом. На улицы высыпало все население из своих темных, занесенных сугробами домов. Всюду текли ручьи, в которых возилась подросшая за долгую зиму детвора, везде попадались народившиеся за это время щенки ездовых собак. Люди распрямились, уже не защищали лицо руками от холода и улыбались.

Аля деятельно участвовала во всех весенних мероприятиях — постановках, выступлениях. Я довольно удачно устроилась счетоводом в стройконтору. Ко мне хорошо относился начальник, не умевший складно выражать свои мысли. Я помогала ему писать доклады. Начала вникать в работу конторы, наводить порядок и скоро была выбрана председателем месткома и была отмечена в местной газете. Совместно с Алей устраивала детские праздники для детей рабочих конторы. За гроши добывали подарки, потом устроили с Алей смотр художественных изделий местных женщин, и в клуб нанесли всякие вышитые подушки, рукавицы, украшенные кусочками меха унты, была даже гладью вышитая картина. Раздавали премии, и все остались очень довольны.

Когда Але дали чистый паспорт и сняли ссылку, мы наконец вздохнули свободнее. Спало постоянное напряжение, забрезжили реальные надежды на лучшую долю. Сразу поднялись Алины акции в клубе, и она почувствовала почву под ногами. Позволяла себе от чего-то отказываться. Поспорила с партийными товарищами, что лозунг Ленина «Коммунизм (а не социализм) — это есть советская власть плюс электрификация всей страны». Проверяли ее слова аж в области, и когда, выяснив ее правоту, принесли извинения (теперь страшно стало им, а вдруг за нашими спинами возникнет «рука» и мы начнем мстить!), Аля сказала, что этого мало, а надо дать ей заверенную справку с печатью. И ведь дали! Кажется, это был первый случай, когда Аля искренне и по-молодому смеялась!

Теперь мы еще больше стали гулять. Места наши были очень живописные, но ходить в лес приходилось только или ранней весной, почти еще до зелени, или поздней осенью, когда по ночам были уже заморозки. Остальное время было царство сперва комаров, а потом — гнуса. Никакие накомарники не помогали. Еще не войдя в лес, на опушке, смельчак слышал мерное жужжание, как будто шумела ткацкая фабрика с тысячью станков. А лес был разнообразный, были прелестные мшистые лужайки, окаймленные березами и осиной, где грибов было столько, что мы, присаживаясь на корточки, просматривали всю поверхность местечка и шли туда, где среди зелени торчало больше грибных шляпок. Брали одни шляпки, и то через один-два часа были полные ведра, которые надо было тащить обратно. Дома высыпали все на подстилку на пол, перебирали и солили на зиму. Аля собирала грибы и ягоды просто как одержимая, так что бывали случаи, когда она приходила домой уже в полной темноте, но при ней всегда была Пальма, и это немного успокаивало. Все эти хозяйственные дела заполняли свободные часы, служили нам хорошей гимнастикой и охраняли от цинги.

Иногда в лесу мы набредали на глухие места с буреломом, где неожиданно между деревьями блестело темное лесное озеро — торфяное, без птиц и рыбы. Были среди этой глухомани и маленькие вырубки, где иногда располагались военные посты, которые мы с опаской обходили. Мы не боялись заблудиться: поблизости был Енисей со своей стремниной, бесконечным простором и плохо различимым противоположным берегом.

По Енисею на легкой лодочке я перебиралась с Женечкой Мох и ее мужем на большой остров (шар по-местному), который каждую весну затапливало, и потому там была хорошая земля и давали участки на посадку картофеля. Выходили мы рано утром, в те часы, когда все живое еще только начинает просыпаться и не подает голоса; плыли по необозримой воде, потом были камыши, водяные лилии, мелькали стайки рыб, было красиво и очень страшно.

Когда Але неожиданно дали отпуск и разрешили лететь на месяц в Москву, нам просто не верилось, что такое стало возможным. Кружковцы занялись составлением списков и совали ей деньги на покупку всяких мелочей, без которых им просто нельзя было обойтись. Пастернак обещал оплатить проезд.

Все провожали, уехала Аля счастливая, довольная. Она написала несколько писем с дороги и из Москвы. Я же хочу рассказать, что было после ее возвращения.






(источник — А. Эфрон «Мироедиха», А. Федерольф «Рядом с Алей. Воспоминания»
М., «Возвращение», 1996 г.)



Мир МЦ | Серебряный век | Писатели | Поиск | Гостевая книга
Поэзия | Проза | Переводы | Письма | Фото | О Цветаевой | Семья
Цветаевский Клуб | Песни на стихи МЦ | Библиография | Ссылки | Музеи
Ариадна Эфрон | Ада Федерольф «Рядом с Алей»

Проект: «Мир Марины Цветаевой». Координатор проекта: Ф. Левичев, 1999—2000.
© Дизайн: FTdesign, 2000.

Hosted by uCoz