Лиля Панн

«Наука поэта»

Составитель любой поэтической антологии на упрек в том, что он что-то важное не включил, имеет полное право ответить: составьте свою! Поэтому мое удивление, почему в антологии Льва Тимофеева «Евангелие от русских поэтов» (Москва, 1994) среди стихотворений Фета, Вл. Соловьева, Бунина, Блока, Ахматовой, Пастернака и Бродского, образующих связный рассказ о главных событиях новозаветной истории, нет нескольких шедевров Цветаевой, сама же перевожу из «попытки ревности» в попытку дополнения — надеюсь, не только количественного, но и качественного.

Я говорю о нескольких стихотворениях («Наука Фомы», цикл «Магдалина»), написанных Цветаевой в самом конце августа 1923 года. В противоположность героям античных мифов, действующие лица Нового Завета — редкие гости цветаевской поэзии. Осмелюсь высказать предположение, что несколько вариаций Цветаевой на тему евангельских сюжетов своим появлением не в последнюю очередь обязаны тому, что как раз в эти дни ее знакомство с Константином Родзевичем переходит в те отношения, что зовутся прелюбодеянием на языке христианской морали. Прежде, чем грех претворит себя в очередные шедевры любовной лирики (стихи осени 23-го года, «Поэму Горы», «Поэму Конца»), без которых русская поэзия не была бы тем, что она есть, грех этот напитает стихи, в которых любовь еще только ищет освобождения от сокрушительного чувства греховности — и попытки эти вознаградятся мировоззренческим открытием, может быть, даже переворотом — если не для самого автора, то для множества читателей.

Впрочем, первые два стихотворения цикла, вроде бы, ничего такого не обещают: «Во времена евангельские Была б одной из тех...» — ставит она себя в ряд раскаявшихся блудниц, примериваясь к судьбе Магдалины, в общем, в рамках вполне традиционной трактовки. Открытие совершается в третьем стихотворении. Но прежде — о «Науке Фомы».

Почему именно Фома, помимо «блудницы», удостоился особого внимания Цветаевой в дни ее пристального перечитывания Евангелия? Думаю, по принципу отталкивания: да, я — блудница, но еще и поэт, а Фома Неверный — антипод поэта. Он, Фома, давно ей в этой роли приглянулся. Еще когда, например, обрушивалась на театр в предисловии в «Концу Казановы»: «Театр (видеть глазами) мне всегда казался подспорьем для нищих духом, обеспечением для хитрецов породы Фомы Неверного, верящих лишь в то, что видят, еще больше: в то, что осязают. <...> А сущность Поэта — верить на слово! Поэт, путем прирожденного невидения видимой жизни, дает жизнь невидимую (Бытие)».

Главное в «науке Фомы»: «Без рук не обнять!» А «наука поэта» как раз и заключается в таком обнимании мира — без рук. Включая блудницу. Включая и Фому Неверного: «Бог ради Фомы В мир сей Пришел...» В свете такой «науки» абсолютно прозрачно известное высказывание Мандельштама о том, что искусство есть свободное и радостное подражание Христу. Заключительные строки «Бог ради таких Умер», вполне согласуясь с христианским каноном, прочитываются еще и чуть кощунственно: Бог умер, чтобы люди стали поэтами, то есть приблизились бы к поэтическому мироощущению. Наука поэта, обнимающего весь мир, вмещающего в себя весь мир, очень близка «науке Христа». Именно такой подзаголовок могло бы иметь третье стихотворение цикла «Магдалина», рассказывающее, вернее, показывающее нам, что эту «науку» человек и Бог постигают вместе. Судите сами:

О путях твоих пытать не буду, Милая! — ведь всё сбылось. Я был бос, а ты меня обула Ливнями волос — И — слез. Не спрошу тебя, какой ценою Эти куплены масла. Я был наг, а ты меня волною Тела — как стеною Обнесла. Наготу твою перстами трону Тише вод и ниже трав... Я был прям, а ты меня наклону Нежности наставила, припав. В волосах своих мне яму вырой, Спеленай меня без льна. — Мироносица! К чему мне миро? Ты меня омыла Как волна. 31 августа 1923

Произошло чудо: не самой твердо верующей из христиан, Цветаевой, как никому из русских поэтов удалось наглядно показать — нагляднее, чем в религиозной живописи — высшую мудрость и красоту христианства: душа очищается, омывается прощением, любовью к грешнику; праведнику грешник нужен не в меньшей степени, чем праведник необходим грешнику, так как грешники грешны грехом, а праведники — своей «праведностью», гордыней.

«Я был прям» — разве это не грех гордыни? А Магдалина наклонила Бога в сторону нежности к грешнице, к жизни. Наклонен Он, конечно, был всегда, но цветаевский смелый образ нагого Бога, согревающегося теплом жизни — своего творения, высветил это новым откровением.

Но не вспоминается ли нам что-то очень близкое по мысли и чувству? Разумеется, это толкование в «Докторе Живаго» Симой одного из церковных текстов, в котором Христос говорит Магдалине: «Грехов моих множества, судеб твоих бездны, кто исследит?» И замечание Симы: «Какая короткость, какое равенство Бога и жизни, Бога и личности, Бога и женщины!» А в одном из вариантов романа эта фраза продолжается так: «...Бога и души, грешной, любящей, жившей, женской, тесно сближенных воедино...». Эти слова Пастернак впервые, возможно, произнес, глядя на текст цветаевской «Магдалины»: так зримо явлено в нем это непостижимое равенство.

Если Пастернак впервые прочел эти строки не в одном из писем Цветаевой, полученных им в 23 — 26-х годах (в доступных нам для ознакомления письмах такого свидетельства нет), то в 27-м он получил от нее рукопись сборника «После России», в котором эти стихи были.

Но могли ли всего несколько строф способствовать основательному развороту всего его творчества? Где доказательства того, что именно в ответ на наклон Бога к Магдалине он наставил свое творчество резкому наклону нежности к Богу равному жизни и к жизни равной Богу, наклону смиренной любви к «нищенской, сквозной, трепещущей» жизни, наклону знаменитой его ереси «неслыханной простоты» (нежности простота подходит больше)? И что «Доктор Живаго», или, по крайней мере, доктор Живаго и Лара, какие они есть, не появились бы на свет без цветаевской «Магдалины»? Конечно, появились бы, но иные.

Известно (например, из книги Е. Пастернака «Борис Пастернак. Материалы к биографии»), что прототипом Лары вначале была вторая жена поэта, Зинаида Николаевна. Точнее будет сказать, что здесь сходство не характеров, а судеб душ из-за участи с юных лет тайно вести жизнь «взрослой женщины», искать выход из оскверненности, перемалывать зло в добро.

Для Пастернака сострадание к «грешнице» началось еще на заре сознания, во время прогулок с нянькой на Трубном бульваре, соседствовавшем с миром «падших», гнездившимся в близлежащих переулках: «Из этого общения с нищими и странницами, по соседству с миром отверженных, и их историй и истерик на близких бульварах, я преждевременно рано на всю жизнь вынес пугающую до замирания жалость к женщине...» («Автобиографический очерк»).

В 1932 году Пастернак писал сестре, объясняя свою любовь: «Зина близка мне кровно тем, что она полною женскою и человеческою ценою оплатила свое право, дающееся другим безвозмездно, право, которым она почти не пользуется в противоположность большинству интеллигентных женщин: право суждения о жизни и душе и ее истории и ее страданьях. И она близка мне тем, что она им не пользуется. Она так же глупа, нелепа и первоэлементарна, как я. Так же чиста и свята при совершенной испорченности...» Это одни из первых строк, намечающих образ Лары во все ощутимее формировавшемся в нем новом замысле — замысле того, что стало романом «Доктор Живаго». Но не чувствовалась ли им эта близость к «девочке из другого круга» так пронзительно в немалой степени потому, что уже несколько лет он хранил рукопись «Магдалины», освещавшей его давнюю «пугающую до замирания жалость к женщине» новым светом, который через несколько лет зальет страницы его прозы и стихов?

После смерти в его архиве нашли четыре экземпляра цветаевской «Магдалины», переписанные его рукой (кто влюблялся в стихи, не удивится этим излишествам), что, наверное, и послужило причиной известного курьеза: стихотворение приводится как неопубликованный вариант его стихотворения «Магдалина» (написанного им через 26 лет после цветаевского) на задней обложке книги мемуаров Ольги Ивинской («В плену времени. Годы с Борисом Пастернаком». Париж, 1978) — при том, что это стихотворение написано, в отличие от цветаевского, не от лица Христа, а от лица Магдалины! И не примечательно ли, что для столь близкого к Пастернаку человека, как Ивинская, цветаевская Магдалина звучала совершенно по-пастернаковски (ритмически обе «Магдалины», кстати, созвучны) и что среди его стихов она не нашла ничего более точно говорящего о глубинной основе его любви к ней, чем то, что она, по странному неведению, считала одним из его неопубликованных стихотворений.

Разумеется, помимо «Магдалины» было и множество других сильных художественных впечатлений, резонировавших с темой «равенства Бога и жизни». Н. Вильмонт в своих воспоминаниях «О Борисе Пастернаке» рассказывает, как в 23-м году он обратил внимание Пастернака на евангельские мотивы в рассказах Чехова «Студент», «Архиерей», «Святой ночью», как тот был потрясен и обещал своему юному другу, что когда-нибудь и сам напишет «рассказы о Боге» и «обязательно стихами».

А вот что говорил Бродский в беседе с Петром Вайлем «Рождество: точка отсчета» (Иосиф Бродский, «Рождественские стихи». Москва, 1992) о стихах из романа Пастернака: «Источником этого цикла и источником, до известной степени, его обращения — хотя я позволяю себе уже совершенно непозволительные вещи: гадать по поводу его религиозных ощущений, — я думаю, источником была прежде всего итальянская живопись». Характерно, что имя любимой Бродским Цветаевой ни разу не всплывает в беседе. Вероятно, он следует в данном случае собственному опыту: рождественские стихи самого Бродского, по его признанию, «начались даже не с религиозных чувств, не с Пастернака или Элиота, а именно с картинки» — т. е. с живописи*.

Разумеется, и живопись. Но кто поднес спичку к груде хвороста? Из письма Ариадны Эфрон к Пастернаку от 20 августа 1955 года: «Дорогой Боренька, сейчас разбираю мамины стихи, и захотелось мне напомнить тебе этих «Магдалин» — все те же волосы, о которых ты мне говорил, и те же грехи!»

(источник — журнал «Арион», 1997, № 2;
при подготовке был использован текст с сайта «Журнальный зал»,
публикуется с официального разрешения автора.)